Решила ввести новый тэг, под которым буду собирать все попадающиеся в книжках красивые описания интерьеров. Зачем мне это надо?
Делать не... С детства любила читать и перечитывать подобные отрывки. Закладывать нужные места закладками мне почему-то в голову не приходило, так что я каждый раз просто листала очередную книгу в поисках понравившегося отрывка (кстати, то же самое касается и описаний еды). Теперь вот буду собирать подобные описания здесь в одну рубрику.
Сколько вариантов названия для нового тэга я напридумывала! Там были и "Чертоги разума", и "Облачные замки", и "Воображариум", он же "Имажинариум". Были также "Бумажные города" - при том, что ни книгу, ни сериал с таким названием я в глаза не видела. Наконец я остановилась на варианте "Чернильные чертоги книжного червя". Длинно, громоздко, но не без оригинальности.
На первый раз приведу одно из красивейших описаний - тайная зала из "Золотой цепи" Александра Грина.
Так как зала тайная, то и её появление в романе неожиданно, то есть для кого-то нижеследующее может быть спойлером. ... он подошёл к канделябру, двинул металлический завиток и снова отвёл его. И, повинуясь этому незначительному движению, все стены залы, кругом, вдруг отделились от потолка пустой, светлой чертой и, разом погрузясь в пол, исчезли. Это произошло бесшумно. Я закачался. Я, вместе с сиденьем, как бы поплыл вверх.
<...> Но падение стен, причем это совершилось так безупречно плавно, что не заколебалось даже вино в стакане, – выколотило из меня все чувства одним ужасным ударом. Мне казалось, что зала взметнулась на высоту, среди сказочных колоннад. Все, кто здесь был, вскрикнули; испуг и неожиданность заставили людей повскакать. Казалось, взревели незримые трубы; эффект подействовал как обвал и обернулся сиянием сказочно яркой силы, – так резко засияло оно.
Чтобы изобразить зрелище, открывшееся в темпе апоплексического удара, я вынужден применить свое позднейшее знание искусства и материала, двинутых Ганувером из небытия в атаку собрания. Мы были окружены колоннадой чёрного мрамора, отражённой прозрачной глубиной зеркала, шириной не менее двадцати футов и обходящего пол бывшей залы мнимым четырехугольным провалом. Ряды колонн, по четыре в каждом ряду, были обращены флангом к общему центру и разделены проходами одинаковой ширины по всему их четырёхугольному строю. Цоколи, на которых они стояли, были высоки и массивны. Меж колонн сыпались один выше другого искрящиеся водяные стебли фонтанов, – три струи на каждый фонтан, в падении они имели вид изогнутого пера. Все это, повторённое прозрачным отражающим низом, стояло как одна светлая глубина, выложенная вверху и внизу взаимно опрокинутой колоннадой, Линия отражения, находясь в одном уровне с полом залы и полами пространств, которые сверкали из-за колонн, придавала основе зрелища видимость ковров, разостланных в воздухе. За колоннами, в свете хрустальных ламп вишнёвого цвета, бросающих на теплую белизну перламутра и слоновой кости отсвет зари, стояли залы-видения. Блеск струился, как газ. Перламутр, серебро, белый янтарь, мрамор, гигантские зеркала и гобелены с бисерной глубиной в бледном тумане рисунка странных пейзажей; мебель, прихотливее и прелестнее воздушных гирлянд в лунную ночь, не вызывала даже желания рассмотреть подробности. Задуманное и явленное, как хор, действующий согласием множества голосов, это артистическое безумие сияло из-за черного мрамора, как утро сквозь ночь.
Между тем дальний от меня конец залы, под галереей для оркестра, выказывал зрелище, где его творец сошёл из поражающей красоты к удовольствию точного и законченного впечатления. Пол был застлан сплошь бельм мехом, чистым, как слой первого снега. Слева сверкал камин литого серебра с узором из малахита, а стены, от карниза до пола, скрывал плющ, пропуская блеск овальных зеркал ковром темно-зелёных листьев: внизу, на золочёной решетке, обходящей три стены, вился жёлтый узор роз. Эта комната или маленькая зала, с белым матовым светом одной люстры, – настоящего жемчужного убора из прозрачных шаров, свесившихся опрокинутым конусом, – совершенно остановила моё внимание...Александр Грин, к слову, один из моих любимых писателей. Люблю его в том числе и за то, что подобное описание у него не единственное.